Середина марта, всё никак не приходящее тепло,  потускневшая после зимы Одесса, концерт Леонида Федорова. Первое  его появление в городе за 6 лет, с тех по, как приезжал «АукцЫон» с программой «Девушки поют», и премьерное его сольное выступление.  Хотя началось всё уже давно, когда после «Птицы», он задумался над будущим, и 1997 год стал знаковым в этом аспекте. Альбом «Четыресполовинойтонны» был откровением невиданной силы, альбомом прямого действия. По некоторой легенде его название говорит о каком-то символическом долге, который задолжал Федоров. Во второй половине девяностых было душно и мерзко от нехватки музыкального воздуха и потока сознания, которые он отразил в альбоме. И после выхода альбома значительно полегчало. Он в одиночку высказался за себя и других.  Затем уже появился питерский  контрабасист Владимир Волков со своим «Волков-Трио», с которым и понеслось. Со временем  квартет урезался до формата дуэта – Федоров и Волков, и начал рождаться чистый  концентрат, варево из возможности стать великим и силой тяготения ежедневности, базисом отечественного авангарда и надстройкой всего нашего андеграунда.  С тех пор вышло уже 16 альбомов, на которых  разный состав музыкантов, а именно – Волохонский, Хвостенко, Старостин, Котов, Озерский и многие другие, но неизменно на всех есть Федоров, ну и почти на всех – Волков. Этот костяк из контрабаса и гитары, голоса правды и струн совести, делает свое сакральное дело много больше десяти лет, и заканчивать не собирается. Вот и в начале апреля грядет презентация их нового совместного творения.  Но вернемся к концерту в Одессе. Оно сводилось не только к презентации всего накопленного, но и ознакомлению с альбомом «Весна», вышедшего год назад на лейбле Ulitka Records, и состоящего из песен на стихи Александра Введенского, русского поэта, участника ОБЭРИУ (Объединение Реального Искусства), ушедшего в мир иной 72 года назад. Федоров где-то внутренне и подсознательно ощущает себя наследником его творчества, как и Хлебникова, Хармса, Хвостенко и других, боровшихся со стереотипной повседневностью, литературных узников  русского безвременья. Девять шагов навстречу этому миру, девять виньеток времени, на стихи Введенского и Озерского. Именно его и услышала мартовская Одесса, как и все прошлые опусы.

Леонид Федоров в Одессе.

Леонид Федоров в Одессе.

Леонид Федоров в Одессе.

Леонид Федоров в Одессе.

Леонид Федоров в Одессе.

Проникновенно, как и всегда бывает, были спеты «Холода», «Думай про меня», «Нежно», «Летел и таял».  Знаковые,  с первого альбома – «Лампа», «Заведующий всем», «Далеко», ну и другие, великие, точные обломки его творчества, его нутра, его сущности. Звуковые эффекты, которые он выжимает из гитары, двух микрофонов,  ни во что не идут  с голосом, именно его голосом, который вторит и внемлет безвозвратности, провозглашает символы и утверждает акценты. Как поет он, как шепчет, как кричит, так нельзя, наверно и не нужно. А кто так мог? Похожее было у Башлачева и Летова, но СашБаш и Егор взяли и ушли, не договорив, не высказав и не откашляв свою экзистенцию, а Федоров находит силы, играет и мирится с тем, что его тревожит и рвет, но он продолжает выговариваться. Он как раненная птица, полусидя, почти лежа, склонившись у микрофона, нашептывает: «Ждать тебя велено, звать тебя нельзя,я иду медленно, и мне грозят….». И после этого не остается никакой недоговоренности, все сказано с полна. Несведущих обескураживает тот факт, что Федоров не общается с публикой. Реплика-фраза из зала, с одесского концерта «Поговорите с  нами!», на что он точно и незамедлительно парирует «А я разве молчу? В тишине сидим, хорошо».  Но в этом таков он, он говорит и показывает только на сцене, на этом стуле и уходит за кулисы. При этом полностью растворяясь в разряженном пространстве вздохов и чаяний всех тех, кто его высосал по капле, по ноте, по аккорду, по слову, по букве. Он существует в двух измерениях – своем сольном и рамках великой русской формации «АукцЫон», где он часть целого, часть коллектива концентрации стихийной психоделики, переговаривающих и переваривающих прошлые образы и маски на новый лад. Да, порой  повторяясь, но воплощаясь в новых реалиях современных условий. Когда он сам, то все маски сняты, ширма выброшена, нерв гол и отступать некуда. Сзади только время, впереди только пространство сцены, а в воздухе вздохи наследия всех соратников по оружию, всех тех, кто ушел и остался и тех, перед кем в долгу. Федоров не мечтатель и не пророк, он поэт полета и певец нежности. Сквозь его строки и строки всех тех, кого он поет, проступает  грусть и печаль, сладость и отзвуки счастья. Катарсис ходит где-то рядом с его творчеством, так как осознание бренности невозможность выхода за пределы ведут именно к нему. Его два биса в Одессе не говорят ни о чем, также как и нежелание давать интервью, все это лишь набор фактов и элементов его общения с внешним миром. В нем борется свет и тьма, и поле битвы его творчество, и он показывает самое интимное – это момент их битвы и результаты сражений.  Состояние от его опусов балансирует между буддистским сатори и  тяжелым исконно русским бодуном. И ничего другого. Где-то здесь, за ним, стоит Хвост, и со свои прищуром смотрит на всех пришедших, Волохонский что-то внемлет под нос, в углу сидит Хлебников, задумчивый и всеми забытый, Введенский ведет свою борьбу за право существования абсурдизма и примитивизма. Все они незримо, глубинно, проникновенно, заключены в нем одном, он проводник между ними и нами, между мифическим прошлым и неведомым будущим, минуя настоящее, как пласт пренебрежения. Это его спасительная мантра, это его оберегающий заговор, это его «Голова-нога», которая вторит и рассеивает, лишний раз повторяя, что «Зимы не будет». Даже на бис, в этот сольный, премьерный для Одессы, раз.  

Федоров настолько работает с пластами времени, эклектично заплетая их в цепочки, выстраивая рядами и перемешивая, что все это притягивает и увлекает. По степени значимости его в современном мире отечественной музыки можно поставить разве что с Мартыновым, с которым он, кстати говоря, сотрудничает. Это вихрь и воронка смыслов и иллюзий, развивающая смыслы и дающая им жизнь за пределами их неожиданной конечности.  Выбор репертуара и соавторов у него всегда неслучаен, там нет лишних хвостов и вторичных факторов, только необходимое и своевременное, главное в этот самый момент.  Федоров это чистый корень бытийного мироздания, который отражает значимость непреклонности и претворения, он один в своем лице отражает чистое поэтическое и музыкальное DIY. Удивляет и то, что Федоров всегда играет без трек-листа,  без перечня где-то под ногой, ему это не надо, у него все внутри. Это про таких, как он Сартр писал в своих «Словах» — «Весь человек, вобравший всех людей, он стоит всех, его стоит любой».  Так на самом деле все и происходит.  Когда –то давно, больше 10 лет назад я писал в редакцию легендарного питерского журнала FUZZ в читательскую рубрику заметку о прошедшем весной 2002 года в одесской Филармонии концерте «Аукцыона», все это напечатали, но главное то, что там обозначил на тот момент вектор развития Федорова, а именно то, что его «…надо воспринимать дозировано, есть границы восприятия. Чистое искусство не может быть массовым, иначе теряется палитра красок». И ничего не поменялось с тех времен. А тот мифический долг, в честь которого  и был назван тот легендарный уже альбом, 1997 года, возможно, предназначался именно Одессе. В силу того, что надо было тут сыграть, и тем самым вернуть его. Как знать. Но в любом случае старый долг городу у моря возвращен, и теперь любимый город может спасть спокойно.

Текст: А.Пролетарский.

Фото, видео: А.Пролетарский.