Война и мир.
Почивший английский литературный бунтарь Джордж Оруэлл в первой половине двадцатого века изрек, что «самый быстрый способ закончить войну — это потерпеть поражение», тем самым расставляя акценты и ударения на значимость самого процесса противостояния. Механизм сопротивления порождает движение и вращение маховика бунта. Француз Альбер Камю в середине двадцатого столетия, а именно в 1951 году, через год после смерти Оруэлла, в своем эпохальном «Бунтующем человеке» отметил, что «упразднить сознательный бунт — значит обойти проблему». Кстати говоря, начал писать он его в феврале 1950 года, буквально через месяц после смерти английского провидца. И все эти слова об одном и том же: о закипании, наслоении, очищении и борьбе. Значимость оного невозможно, по сути, переоценить или недооценить, оно находится в зоне доступа и плоскости интересов каждого отдельного конкретно взятого индивидуума и всех вместе сплоченных и организованных.
Война — это понятие, определяемое формулой и выраженное уравнениями. Неизвестных в ней бывает не так уж и много, но самое главное неизвестное это конечно довольно размытое понятие мира.
Говорить о войне в существующих реалиях усредненного утоптанного и циничного мира принято и повседневно конкурентоспособно, так как в войне сегодня, впрочем, как всегда, кто-то что-то находит, ну а кто-то теряет. Но я буду говорить тут о войне, как субстанции становления и роста составляющей гражданской ответственности каждой отдельной личности в масштабах давления и творящегося беспредела. Войны буквальной и мыслительной, формообразующей иной порядок вещей. В условиях отечественного криминального жизнеустройства руки и умы страждущих готовы к борьбе. Для проявления протеста кто-то выбирает социальную сеть, дабы отпустило и для выпуска пара, на большее, увы, не хватит смелости, а кто-то берет в руки коктейль Молотова и творит театр военных действий жизни. Вся эта предыстория и детали указаны не случайно, так как совсем недавно у литературного провокатора Владимира Козлова вышла новая книга. Третья за два последних года. После темной истории «1986», манифеста несохраненного чувства осознания значимости в «Свободе», он написал произведение прямого действия, без признаков отчаяния и оправдания. Злободневный и актуальный гимн утробы серых будней милицейского произвола, где разговора и диалога не может быть по сути, а акты прямого действия есть единственным выходом и панацеей гнетущей экзистенции. Действие все разворачивается в наше время, но до и после будет тоже самое. Группа молодых людей, понимая источник тотального зла и невозможность его растворения во времени просто так, решается на крайние меры. На партизанскую конспирологическую борьбу с милицией, с главным и основным инструментом произвола и угнетения. Человек, не только православный, часто рассуждает про мифологических чертей, слуг ада, при этом, не осознавая, что рядом, совсем близко, от сельского РОВД до столичного главка, сидят и творят бесчинства такие же самые не мифические, а реальные, «слуги закона».
От Владимира Козлова можно было ждать чего угодно, он как-то внутренне ассоциируется с черным ящиком, вот-вот сдетонирующим или бомбой замедленного действия. За десятилетие перейдя от формы «Гопников» и «Школы», через призму внутреннего анализа социума эпохи «Варшавы», «Плацкарта», «СССР», «Попс» и «Домой», былую темноту «1986» он подошел вплотную к содержанию, которое у него воплощается в «Свободе» и «Войне».
На двухсот тридцати страницах Козлов уместил историю боли и ненависти, монолог сопротивления в условиях тьмы переулков и городских улочек, окраинных пустырей и человеческого предательства. Менты тут, как и в повседневной жизни, ищут отходняки в траве, алкоголе и случайном соитии с проститутками. Не понимая природу настигшего их бунта и ненависти, они мечутся в версиях событий и остаются ни с чем до самого конца, когда, как и бывает, случается и выходит на арену крыса, существо предательского толка, движимое мелочными личностными интересами. Природу преступления и наказания пытался объяснять Достоевский, что у него успешно вышло, но сегодня иное время и совсем иные старухи-процентщицы. Аппетит растет во время еды и чревоугодничество переходит уже все нормы, когда векторы «развития» устремлены только на подавление страстей и пресыщение желаний. Милиция в этом ясно преуспевает больше чем, кто бы то ни было, оставаясь в тени наказаний и прикрываясь лозунгами свершения правосудия. Радикальный терроризм у Козлова есть крайним вынужденным средством, когда слова похоронены под слоем грязи и песка с ботинок ОМОНа, а изнасилование подручными средствами невиновных становится нормой у «служителей закона». Настоящее время диктует нисходящие тенденции и любое наслоение должно счиститься или переродиться во что-то иное, возможно более монстрообразное. Эту тенденцию пытается осмыслить и осознать автор в своем произведении, в своей исповеди, скорее всего. Вспоминается много эпизодов бесчинства милиции за последние годы. От ОМОНа на бутафорском суде над премьер-министром Украины Юлией Тимошенко, разгоняющего толпы старых людей на Хрещатике, до московской Болотной площади и митингов «Стратегия 31», от бунта жителей николаевской Врадиевки против животного изнасилования местной девушки до белорусского КГБ, творящего и подавляющего всё и вся.
Это ответная реакция, но не более. Самосуд, как средство ответа на «письма счастья», имел место везде и всегда. Об истории стихийных террористических группировок радикального толка и их слаженной войне много и подробно также упоминается в книге Козлова. Это не азбука революции, не современный «Боливийский дневник» Че Гевары, это высказывание, гражданское и смелое, от первого лица, в условиях потворствующей продажности и конкурентоспособной фальши, когда продажа и покупка являются нормами тяжелого спертого дыхания социума . Ясно и то, что те средства, которые выбрала группировка «Вена-1975», описная в книге, не имело шансов развития, так как жестокость приумножает жестокость, а где тонко, там и рвется. Да, сущность преступления многогранна и противоречива. Если случается война, то часто бывает во благо, а если непринятие в условиях гнилого мира, то всегда во вред. Таковы реалии происходящего в натуральном хозяйстве общества распада и нехватки, хотя такое же и в условиях пресыщения и сытости. Серые пасти подъездов и пыльные комнаты ментовских отделений несут неизвестность, замешанную на неожиданности и гневе, но в силах каждого субъекта реальности уяснить для себя момент выбора в каждый данный момент между темным и светлым и, как знать, попытаться стать чище от дикости и животности. И отличать войну от мира.
Текст: А. Пролетарский.
Фото: А.Пролетарский, из архива В.Козлова.