Нимфоманка. Убийцы в кадре.
Нимфомания. Сладкий неприостановленный грех, берущий начало в чрезмерном половом влечении. Но это формально, реально все гораздо костлявее и обыденнее. Те, кто встречались с подобным, обычно не распространяются, ведь это не театр и не цирк. Это метафизика борьбы за существование и поиск хилого мира на ощупь. Февраль 2014 года. Берлинская премьера и начало проката «Нимфоманки» Ларса Фон Триера. Отойдя за рамки персоны нон-грата Каннского фестиваля, он вернулся своим среди чужих, представив на суд зрителя варево из очерков человеческого падения и эскизов животного мира. Фильм первый пока говорит наполовину, не вдаваясь глубоко в природу страха и обходя острые углы ненависти. Шарлотта Генсбур, как старая проверенная подруга Ларса, дошла до самого дна в повествовании, дабы снизу ей кто-то постучал. Постучали и услышали, привели домой, пригрели, угостили чаем с молоком и выслушали. После «Антихриста» и «Меланхолии» можно было смело закругляться, когда умирает органика продолжения рода и ядро мельтишения мира, все меркнет и познается в сравнениях, дабы сквозь свет и тьму выйти за рамки обыденности. Триер выдавливает из себя травмы и страхи, низводя до уровня самоуничтожения, исследуя по молекулам природу греха и систему координат порока. Связи полов и их разрыв на плоскости, подводные камни и болевые точки, все это преподносится в Нимфоманке в ракурсе ощущения на уровне сокращений и аналогий, в плоскостях сравнений и синонимов, в разреженности нерушимости и оценки уровня согрешения. Стеллан Скарсгард пытлив, но осторожен, обходя углы, идет к цели достижения вынужденной исповеди. Кастрированная прокатная версия, создающая атмосферу софткорового пирога, где начинка не из спермы, а из сгущенки, где слезы от глицерина, а не от печали. Половые органы, как инструменты достижения целей, стрелы борьбы за независимость, которые достигая мягких тканей, рвут поверхность на клочки. Нерв главной героини Джо, которую отстраненно разыгрывает в кадре Генсбур, тягуч и цепок, получая увечья на пути развития и взросления, останавливается и, осматриваясь вокруг, исповедуется. Поправка на атеизм дается не просто так, тут это важная веха повествования, дабы не было соблазнов искупления.
Первая часть обрывается неожиданно и независимо, на уровне нот фригидности и симуляции неполноценности, в рамках полового акта с Шайей Лабафом, который красной нитью проходит через всю историю отснятого проекта. Подруга главной героини по похотливым утехам и сражениям как-то изрекла ей по секрету про тайный ингредиент секса – любовь. С тех пор Джо всячески пытается обходить стороной подобные острые углы с болезненными симптомами ранения души, которая просит лишь сношения. Плоть от плоти, яблоко от яблони, постижение через реальность перемазанную слезами и страхами, алкоголизм отца, которого жаль значительно больше, нежели себя, все это ворохом наслоений и комком воспоминаний охватывает и стирает границы с реальностью, изобилующей теми же привычными симптомами атомов гнева и распада. Рассказывая историю жизнеописания Генсбур молчаливо намекает и откровенно констатирует о фактах, без привлечения улик душевных преступлений в лагерь своей защиты и своего же сознательного расследования. Все это она делает умышленно, дабы выпустить наружу скрытых монстров, личный легион бесов, бережно хранимый многие годы и искавший удобного случая для вынужденного признания. Долгая интрига замысла, загадочная пиар-компания, больше ста часов отснятого материала, легенда об отказе монтажа и логичный выход в двух частях, чтобы не было много за раз и мало по кускам. Оптимальный вариант экранной исповеди, фактурно разложенной на мир животный и мир человеческий, объединенные паутиной инстинктов и очагами поражения. Конфликтология процессов организма главной героини показательны и местами нетипичны, размеренно проводящие экспансию постижения темных сторон в окружающее пространство. И тишина пролога раскаяния, застывшая в движении отдельных снежинок, умирающих в грязной подворотне. И дело не в присутствии любви, а дело в ее отсутствии и поиске убийц, которые все экранное время не покидают кадра.
Текст: А. Пролетарский.