Что не убивает, делает сильнее. Эта нигилистическая мантра старика Ницше проецируема на любой отрезок временного периода, как века двадцатого, так и нулевых годов. Среди пространства музыки настоящих мясников и палачей не так много, они ранят и кромсают, но оставляют доживать и бороться, дабы не перекладывать ответственность за содеянное.  Можно вспомнить Роллинза и Кейва, а можно и Майкла Джиру, того самого идеолога и вдохновителя Swans, глубинного черного мистификатора из книги «Потребитель», написанной в 1995 году и вышедшей на русском языке в 2003. Несущий боль и повествующий от ее лица и на ее же языке. Шестидесятилетний ковбой экзистенциальных прерий, вылетевший наружу всех измерений, что называется на час заехал в южную пальмиру. Проездом из агрессивной России, на полтора часа скрежета сердца и лязганья памяти, поведать о том, что трепещет внутри и не дает покоя долгие годы.  Он совсем  такой, точь в точь, как и в «Потребителе», где описывает себя в разрезе «живой, я наполнен любовью, рассеивающейся, как пар дыхания, повисающий в холодном воздухе» (рассказ «Сопереживание», 1994). Все это он и передает в воздух разделения во время выступлений, и Одесса не стала исключением. Это словно хищник выходит на войну, на тропу охоты, в ожидании добычи. Ожидая экспансию российского наступления на Украину, Джира, судя по всему, подумывал об отказе приезда, но здравый смысл превозмогает информационные войны.  Полумрак, стул, стол, гитара, молчание и только пронизывающий и скребущий по границам сознания голос Джиры. Поначалу вкрадчивый, однообразный, монотонный и настырный, оттаивающий по прохождению пути знакомства с аудиторией.  Последний сольник Джиры выходил в 2010, с тех пор он весь занят концертными выступлениями и периодическим воскрешением своего легендарного детища Swans, которое летом 2013 года засветилось на фестивале Pitchfork.

Мистификатор и призрак непослушания, не готовый к праздным диалогам и не нуждающийся в понимании, он выстраивает свой каркас из крови, костей, слез, спермы и прочих биологических материалов. Свою революцию он давно окончил. Теперь его дело консультировать других.

Месиво и варево из индастриала, кантри и яростного психодела, сносящего напалмом все живое в радиусе площадок выступления, цепная реакция поглощения и переработка. Но это не потребление, это борьба за выживание.

Сыграв «Jim»и «Оxygen» из альбома «I Am Not Insane» 2010 года, а также еще ряд своих безжалостных боевиков, он неуклонно переключился к своим детищам Angels of Light и Swans.

Прекрасная «A Piece of the Sky» как луч света в темном царстве, выжатого толчками подсознания из воздуха. На его концертах можно молча вырабатывать электричество по цепочке стоящих у сцены, при этом выключив весть свет и не зажигая свечей. И «God Damn the Sun» своевременна и точна. Он шел по порядку, расставляя акценты, чувствуя отдачу и благодарность, категории единения и соучастия. Без признаков компромиссов, запретив снимать и фотографировать, борясь часть выступления со звуком, он отвоевал свою территорию, где остался победителем, вышедшим без потерь, но с пленными. Теми, кто сдался практически без боя, оцепенев и пленившись. Немного слов про то, что все прекрасно и все прекрасны. Это для регламента, без прищура, но для знакомства. Ему, как оказалось, не надо лязгать и трясти индустриальные оковы, чтобы тихо приковать наглухо гвоздями к местам всех пришедших в этот вечер, сочувствующих и посвященных в некоторые тайны американского прозаика и колдуна реальности. Того, кто ковыряет гниющее мясо мироздания, дабы отыскать в нем признаки потерянных надежд и несбывшихся желаний.

Возвращаясь к его книге, где он пишет, что  «я родился со вкусом материнской крови на губах…. стук моего сердца вторил ритму ее песен и отдавался эхом от надежных стен ее чрева» (рассказ «Мое рождение», 1996). Наверно в том то и дело, что в его творчестве есть причина первоначал, возвращение в кокон, в материнскую утробу, в неизданность и несуществование, когда лишь стечение ряда обстоятельств, приводят к ритмике и химии процесса выхода на этот свет.  И затем вся жизнь проходит в процессе постижения и исследования, без отвлечения на скоропостижный анализ и мнимый результат.

В процессе концерта плавно перетекая от отстранения к привлечению, молитва всевышнему о красоте. О женщине, которая рядом и есть символом того первородного знания, к которому и направлен посыл вырабатываемой агрессии. И которая, в основном, благодаря женщинам и заземляется.  Две девушки у сцены, преданно внимающие мессе американского адепта, на себе ощутили этот коннект. Коммуникация иного порядка, нежели возможно в иных ситуациях, когда музыканту безразличны люди, пришедшие на него. Ведь зритель это участник творческого акта и соучастник беседы, ведущейся по инициативе одной из сторон.

Джира, это как писал о себе Генри Роллинз  в книге «Железо» — «не музыкант, а реакция на жизнь». Не обстоятельства, а последствия взрыва. Взрыва подсознания, метафизический атом деконструкции времени упадка и безвременья преломления. Он именно в контексте своего внедрения в эту плоть. Опять же хочется процитировать самого Джиру строкой из рассказа «Заметки о соитии», все той же книги «Потребитель, а именно «Я – увядшее, древнее дитя, плывущее в густой красной вселенной, пульсирующее и набухающее собственной разумной кровью». Голос разума проходит у него все круги земного ада, дабы переродиться в законченный текст-манифест, переполненный символическими влияниями и экзистенциальными вливаниями.

Его выступления это как болезненный укол, спасающий и отсрочивающий фатальные необратимые процессы, действующий локально и осуществляющий блокаду. Точка отсчета его творчества это полость невозврата, куда заходят, но возможность поглощения очень велика. И песни его еще долго будут рассасываться в плоти и мыслях всех примкнувших, действуя болезненно и одновременно исцеляюще. Монологи о саморазрушении и убийствах, в его случае, выступают, как инструменты личностного роста над общедоступным падением.  У пожилого маргинала своя система координат, рассчитанная на посвященного, принимающего и постигшего соратника по дороге, ведущей в бездны постижения невнятной и иррациональной реальности.

«На чистой зеркальной поверхности любое органическое тело – кровь, кал, гной». Это слова человека, который разуверился, но не отступился. Того, который всего себя отдал, чтобы всего себя спасти. Потому что иного не дано, потому что таков путь того, который истерит и рефлексирует, дабы очиститься от проникающей скверны. От грязи, которая налипает без стеснения и спроса.  И естественно, что он живет, играет и публично показывает распад для всех тех, которые не считают потребление нормой. Для тех, кто не потребитель, потому что говоря его же словами  о  понятии потребителя – это «причастие: рот, полный земли. и сопереживание стало плотью. это было началом их поражения, когда они выбрали черную дорогу. из‑за этого они должны были быть убиты, они должны были быть принесены в жертву».

Жертвоприношение от Джиры — это просто быть собой и не больше, оставаясь таковым до конца.

Текст: А. Пролетарский.

Фото: А. Пролетарский.