Меньше года назад, в сентябре 2013 года он выпустил свой второй альбом «Не прекращай мечтать», с мыслями о реальности и мечтами о чем-то большем. На тот момент еще не было известно о том, как все обернется,  и какими пророческими окажутся строки «Родины» и «Зомби». Визуализация последовала потом, как и тяжелейшая зима 2013-2014 года, перевернувшая  исторический ход. Теперь он в мыслях о третьем альбоме, где будет нащупывать звук ближайшего для себя будущего. О новом, еще не записанном альбоме Pianoбой, зарядах публики, музыке к спектаклям и кино, и звуке на стыке гармонии с диссонансом, мы и поговорили с Димой Шуровым после выступления в палящей и раскаленной Одессе, куда он приехал с традиционным летним концертом.

ART:  Дима скажи, чем вы сейчас заняты, что пишите? Первый альбом  был  вводным курсом, второй  уже устоявшимся стилистически,  что будет в третьем?  Что нарабатывалось весь этот год, учитывая, что  год очень тяжелый во всех проявлениях?

Шуров: Приступаем сейчас к записи альбома. Он написан уже. Хотя месяц последний честно не писал ничего  вообще. Поэтому похвастаться плодовитостью позапрошлогоднего лета, когда я написал альбом практически за две недели, я не могу.  Наверно потому, что тогда очень много внутри было пустоты и очень хотелось ее заполнить, поэтому  из воздуха как-то все появлялось и заполнило. А сейчас наоборот, внутри столько всего, что очень трудно туда впихнуть еще, чтобы что-то родить.  Но, тем не менее, альбом написан за последние 7-8 месяцев, но я сейчас себе еще даю один месяц такой люфт, чтобы вещи, которые пишутся и могут впрыгнуть в уходящий поезд, смогли написаться. В принципе так. Я обычно всегда все четко планирую, но иногда думаю, что надо месяц-два подождать. Так было с песней «Поезд», которая взялась из ниоткуда, когда альбом был уже записан. Также было и с песней «Станция». Они обычно последние в альбомах идут, потому что я люблю песни проставлять в порядке написания.  Так именно и сейчас. Альбом написан, тринадцать песен как всегда, но я еще хочу себе отдушину какую-то дать, перегрузиться и посмотрим, что из этого получится.  Что уже точно получается, так это я написал несколько дней назад буквально новую песню, она на украинском языке, она очень светлая и жизнеутверждающая, абсолютно не буквальная, а гораздо более образная. И она в стиле рок.  И теперь еще могут такие песни родиться, так бывает, и тогда вся моя концепция альбома полетит в тартарары.  Но меня это вообще не пугает, потому что до весны у меня какое-то время есть.  А вообще я доделываю свою студию музыкальную, которая будет называться студия «Дышу». И в ней собственно я собираюсь записывать альбом. Будет уже свое творческое пространство, в отличии от альбома «Не прекращая мечтать», который я сделал по большому счету на коленках,  все делал сам. А здесь у нас сложился уже какой-то звук, как ты сегодня мог уже услышать, у всех есть стиль, мы будем живьем эти песни делать и играть. Тексты есть, музыка есть. За осень мы запишем. Если не родится еще миллион песен на украинском языке или на французском, не знаю. Но главный месседж мой в третьем альбоме будет не таким злым, как во втором, не таким грустным, в нем будет больше свободы, как я ее чувствую.  Той, которая была присуща музыке конца девяностых. Когда мир ожидал конца света и пошли все эти группы типа «Manic Street Preachers».  Помнишь, была у них песня А Design for your life. По посылу это была как последняя песня. Мне кажется, в третьем альбоме этого как раз будет много.  Второй альбом он повествовательный, своеобразный арт-сеанс политинформации.  Попытка через музыку донести. Если люди не понимают что-то, не берут оттуда, то пусть попробуют взять еще отсюда. А третий альбом будет все-таки про музыку и про жизнь в каком-то чистом ее виде. По крайней мере, я очень на это надеюсь, мне бы очень этого хотелось, потому что  многие люди считают второй альбом таким пророческим. Многие песни у людей визуализировались благодаря, в кавычках,  всем произошедшим событиям.  Теперь они думают, что это все еще более совпадает, чем оно должно совпадать. Но все-таки когда человек пишет тексты, он не повествует и не описывает. Даже фраза «кто-то гадит в золотой горшок» тоже является образной. Потому что в этой стране всегда будут гадить в золотые горшки. В третьем альбоме, я думаю, этого будет гораздо меньше.

ART: Раз мы уже заговорили про пророческие вещи, то как тебе живется с ощущением того, что ты предрек и все стало так происходить? Ты же в творчестве делаешь упор и на тексты не в меньшей мере, как тебе ощущается каждый новый день, визуализирующий все то, что ты уже озвучил ранее в своей голове?

 Шуров: Да как живется, нормально живется (смеется). Наверно если бы я не чувствовал отдачу на концертах было бы тяжело, если бы я не нашел отклика, если бы сигнал не был бы пойман каким-то количеством людей, то было бы тяжело.  И до всех событий. Альбом кстати вышел очень хорошо, он вышел в сентябре, очень быстро разошелся, распространился довольно широко. И в России, и в Украине и в Белоруссии. Разные люди его послушали, было очень много откликов от различных, очень разных людей всех возрастов. И если бы этого не случилось, то я наверно чувствовал бы себя плохо и наверно не имел бы вдохновения что-то развивать. И пошел бы может каким-то другим путем.

ART: В твоих текстах много собирательных образов, в том числе из того, что ты видишь вокруг. Как ты думаешь,  в последнее время, после выхода второго альбома, простые вещи меньше правят миром,  и люди меньше мечтают вокруг тебя? Не именно твои знакомые, а вообще сегменты и слои социума. Может потому что все стало слишком буквально в реальном времени?

Шуров: Мне кажется,  что сейчас из-за такой доступности информации, из-за того, что люди утопают в социальных сетях, находясь в этом потоке они начинают неправильно себя оценивать и примерять какие-то роли, которые к ним не имеют никакого отношения. Это как раз откуда взялись все эти термины про диванные сотни. Участвуя словесно в каком-то процессе (пардон, чуть не сказал поносе) начинают считать себя способными на что-то. У этого есть хорошая сторона, но есть и плохая. И это очень сильно изменило все. Поскольку человек есть сосуд с определенным объемом, у большинства людей, по крайней мере, есть предел вбирания и переваривания информации.  Многие люди сейчас вообще находятся в каком-то ирреальном мире.  И он их настолько заполняет, что они не замечают каких-то простых веществ. Да простые вещи стали меньше значить и думаю рано или поздно придет время, когда люди начнут ценить то, что они теряют и вернутся обратно. Не хочу сейчас углубляться в какую-то меланхолию, но мне не хотелось бы чтобы люди возвращались к простым вещам слишком поздно, не хотелось бы чтобы они начали ценить электричество, когда его не станет. Хотелось бы, чтобы это все произошло гораздо раньше, но как этот процесс направлять ни один человек не знает. Мы все думали, что живем в какое-то спокойное время, в тихом болотце, а оказывается у нас тут энергия колобродит кругами. И попробуй ее возьми в руки и контролируй.  Так что сейчас всем явно не до простых вещей.

ART: Насчет спектакля «Золушка» к которому ты писал музыку. Что это? Другая форма, другой сегмент проявления или то, к чему ты хочешь прийти в будущем, после песен быть может? Помнится до выхода первого альбома, вы на концерте с Олей делали кусочки из оперы в лицах, и это было вполне органично, камерно и довольно таки масштабно.  Вот такие эксперименты будут продолжаться? Может снова кино какое-то озвучено будет?

Шуров:  Сейчас кино другое будет как раз. В прошлом году был такой мини всплеск украинского кино, и я сделал музыку к одному хорошему фильму украинского режиссера Христини Сиволап под названием «Давай не сьогодні».  А «Золушка» для меня ужасная удача, потому что это не только возможность попробовать себя в крупной форме, но и попасть сразу в такую очень правильную среду. Я раньше никогда не работал ни с одним театром и сразу попадаю в театр «Современник», знакомлюсь со всеми людьми, с Галиной Борисовной Волчек, которая потрясающий человек. С режиссером, с актерами, они все очень на меня повлияли. И я написал не совсем то, что планировал из-за этого знакомства в том числе. Для меня был важный опыт  совместного творчества в ситуации, когда только я композитор.  И это не рок-группа, а люди, которые влияют на тебя только эмоционально. Их при этом было много, и я еле-еле смог всех в себя вобрать.  Спектакль идет в Москве, его можно посмотреть 4 или 8 раз в месяц в театре. Его исполняют живые музыканты, которых я тоже искал и с которыми я работал.  Люди никогда не играли такую музыку, потому что там есть академические фрагменты, а есть современные – хип-хоп и рок-н-ролл. И мне приходилось девушку, которая побеждает на всяких конкурсах, с листа играет абсолютно любую музыку, учить свинговать и делать различные вещи, что было вполне необычно. Я надеюсь, что они играют там все как надо и не распустились еще, потому что сейчас я не езжу в Россию и не могу контролировать этот спектакль. И немножко переживаю. Получается, театр интересен тем, что ты сделал что-то, что продолжает жить. Но не в формате, как кино, которое снялось и существует, а  он все время разный. Он развивается и трансформируется. Я надеюсь, что поеду осенью и посмотрю к началу нового сезона очередную премьеру, но я не знаю, что я увижу. Это интересно и я хочу продолжать это делать, но мне кажется, что Pianoбой будет уходить дальше в песенную форму, где будет  свой стиль отшлифовывать. А крупная форма будет параллельно.  И ты видишь, какие концерты происходят, мне не интересно смешивать больше. Мне не интересно в рамках одного концерта делать арию «Льва и Леи», делать песню «Зомби» и делать все, что я делаю. Гораздо интереснее, как я всегда и мечтал, как делает мой любимый Джек Вайт, как делал Джон Ленон, делать программы разные, давать людям постоянно что-то новое. Это мне по-настоящему интересно.

ART: Учитывая, что концертов последнее время становится меньше, то тот заряд от людей который через тебя проходит на выступлениях, насколько заземляется и насколько застревает в тебе? Ведь этот заряд может быть и положительным и отрицательным.

Шуров: Насчет концертов думаю, что это временно.  А про заряд, то по-разному. Честно говоря, люди в массе своей на меня не очень действуют. Есть конкретные люди, к которым я прислушиваюсь, они мне всегда правду говорят.  Это Оля в первую очередь. Но этих людей очень мало, их всего два-три человека на всем белом свете. Но какие-то моменты концертные остаются, бывают какие-то моменты, которые просто запоминаются. Но сейчас их трудно вспомнить и не вижу смысла их перечислять. Не в каждом концерте это есть. Но в марте, когда у нас было три подряд концерта, в Москве, Харькове и во Львове. Это был для меня интересный эксперимент, потому что можно было сравнить публику. Как раз тогда вышла песня «Родина» и во всех городах люди придумывали какие-то флешмобы, старались, как то прореагировать на ситуацию.  У нас абсолютно не политизированные концерты, нет никаких лозунгов, нет никаких призывов, люди сами реагируют. И интересно, что самый активный флешмоб на «Родине» был в Москве. Я очень ждал его во Львове, но там было все наоборот  совсем. Почему это происходит,  я не знаю, поэтому понять публику, наверное, мне не суждено. Есть люди, которые хорошо ее чувствуют и умеют ею манипулировать, а я скорее каждый раз прихожу к ней, как к незнакомому и новому человеку. И в процессе концерта узнаю, что это за человек и понимаю, что с ним или со мной. Мне кажется так интереснее, это дает возможность чувствовать себя все время начинающим артистом, что мне кажется важно для музыканта. Как бы входить, зная, что будет, мне, как человеку, который сыграл тысячу концертов, не очень интересно. Интересно, чтобы что-то удивляло.

ART: Еще относительно ощущений. Ты сыграл за последнее время два крупных концерта снова в составе «Океан Ельзи». Первый в декабре на Майдане, второй на двадцатилетии в июне в «Олимпийском». Что-то торкнуло внутри или это было просто как дань памяти?

Шуров: Это было просто, как листать альбом старых фотографий. Если бы мы сделали что-то новое, то было бы что-то другое, но я не думаю, что это будет в ближайшее время. В Америке говорят — its not likely, that its happens.

Ну скорее меня потряс сам феномен концерта в «Олимпийском», потому что я никогда не видел, чтобы кто-то собирал там столько людей. И есть, конечно, определенная гордость от того, что это украинская группа. Главная украинская группа. Но больше всего меня потрясла реакция моего сына, который был там весь концерт и видел мой выход. Представляешь какой для него это определенный шифт? Он практически не застал времени, когда я в этой группе играл и поэтому он что-то слышал и что-то видел. И вот он увидел современную группу, увидел старый состав aka «золотой», ну и увидел огромный концерт на стадионе. Я просто видел по его глазам, что у него был шок и это на нем однозначно скажется в будущем. Не знаю в каком свете, но в каком-то скажется. Я видел абсолютно на сто процентов, что это на него произвело больший эффект, чем на меня.

ART: Ты экспериментируешь со звуком, с тем, что качает. Сейчас идет некоторое возвращение в семидесятые, с тем, что актуально – Arcade Fire,  The Black Keys, Jack White и другие.  Kasabian в последнем альбоме заявили, что будут учить музыкальной грамоте молодых. Весь этот психодел того времени, вся эта гитарная мистика, твое отношение к этому? На этом можно взрастить что-то новое, ведь в гитарной музыке, по-моему, сказано все уже? Видишь ли ты будущее свое в частности и музыки в чем-то подобном?

Шуров: Если честно, то нет. Я скорее всего вижу будущее за группами, которые играют в таком стиле, который условно называется new soul, но я бы его так не называл. Барабанщик Саша меня познакомил с группой, которая называется Hiatus Kaiyote. Английская группа новая, у них вышел всего один альбом. Это белые, как ни странно, люди, которые как когда-то Massive Attack дали какой-то толчок определенный и новый, так теперь эти люди и другие дают такой толчок. Но это надо слушать. Мне кажется в этом больше будущего, чем в уходе обратно в семидесятые. У меня в альбоме точно из семидесятых ничего не будет, хотя я их безумно люблю. Мне кажется, сейчас интересно попробовать сделать, по крайней мере, с моим альбомом,  гармонию с диссонансом. Я в этом вижу какое-то будущее, это отражает то, что сейчас происходит. Каждый пытается из пазлов собрать что-то свое.  Как говорил доктор Хаус – дайте мне плохую идею, я сделаю из нее хорошую. Берешь много неправильностей и кривостей, находишь способ, при котором они работают. Приятное что-то для слуха выходит, необычное, но приятное. В этом есть какое-то будущее, потому что все остальные методы уже испробованы.  И оговорка «но это же искренне»  уже не работает, как показывает опыт групп  Alabama Shakes и других. Я послушал и не застряло, а тот же Nick Cave с последним альбомом из плейлиста не выпадает.  Наверно потому что это хаос и это хаотическая музыка. Да и он сам по себе очень хаотический человек.

Беседовал: А. Пролетарский.

Фото: А. Пролетарский.

*Спасибо Ольге Шуровой, Согомоновой Марии и Prosto Ради.О за помощь в организации интервью.