Многие ведут дневники, многие их теряют или сжигают. Воспоминания не горят. Не горят эмоции и рефлексии, они перегорают и регенерируют. Почему возможностью пользуются или упускают? Потому что она за границами формального мировосприятия, она в области влияния спонтанности. В теме любви именно так, возможность искры всегда держит в напряжении, в непосредственной  близости огня.  Кино о любви, нервной и ранящей, самые болезненные. Хотя понятие любви, которое оставляет в поле зависимости, само по себе материал для исследования, которым я тут заниматься вовсе не намерен. А намерен просто рассказать о новом фильме Гаспара Ноэ «Любовь», который показали в Одессе, в рамках ОМКФ. Два показа, в полночь, с четверга на пятницу, с 16 на 17 июля. Один запланированный показ, второй дополнительный через пятнадцать минут после начала первого, для всех тех, кому не хватило, не успел и опоздал на первый.  Два входа в пустоту зала, очередь с самого входа в кинотеатр с названием близким с совка каждому гражданину.  Очки для 3D каждому вошедшему, ряд vip-кресел посередине зала, водораздел публики. Ночь в середине июля обозначилась драмой, которая хоть и лежит в плоскости софт-порно, но оставляет привкус эротических виражей нанятых на службу еще Тинто Брассом. Откровения в независимом кино были давно, не одним Ноэ и Триером жило оно, были и Лео Каракс с «Полой Икс» и Майкл Уинтерботтом с «Девятью песнями». Ну и много чего еще, где минет, акт и сперма лились с экрана. Ноэ не нов, оно просто нервный и честный, он не лепил головы актеров к дублерам, не мешал ананасовый сок с рисовым отваром для показа эякуляции. Он сделал то, что от него ждали все те, кто пережил Мясника  из «Один против всех» и «Падали», все те, кто застопорился у экранов своих видеомагнитофонов и компьютеров в 2002 году, когда подземный переход «Необратимости» надолго выбил их из состояния мнимого равновесия. Тут просто все, без повествования от конца к началу, тут рваные щели социальных язв кровоточат и слезятся, источая кровь, сперму и слезы, через которые предстоит пройти всем тем, кто хочет откусить хоть кусок от ее плоти.  Главные герои – Электра, Мерфи и Оми, ничем не отличаются от тех, кто приходит на них смотреть, ничем вообще, за исключением одного. Они не врут, они собрали в горсть своих скелетов и вынесли их на свет. Погреться. Они рвут и нервно трахают условное потресканное дурманящее настоящее, чтобы тень будущей надежды хоть ненароком мелькнула в проеме грязного окна повседневности.

любовь

Ставя во главу угла чистое порно, со всеми  инструментами, при просмотре этой картины, зритель жестко обламывается. Ведь сперма, которая хлещет с экрана это не самое страшное, да? Ведь будь вы девушкой, вы все равно ловите или рано или поздно словите ее языком и губами или другими частями тела. А будь вы мужчиной, вы все равно норовите ее спустить на какую-то девушку. Это природное явление, ничем не новее и не уникальнее, чем дождь или туман. Просто из области органики и чувственной природы вещей.

love

Измена и наркотик, которые служат инструментарием их постижения мира, ребенок как следствие причиненным миром увечий. Выношенный Гаспар, с которым Мерфи обнимается в конце, это утробный режиссер, автор сверхзадачи, которая прячется в групповиках свингерских клубов и полуденном фистинге.  Многие обыватели так боятся своих желаний, что для расслабления и остроты страсти используют стимуляторы алкоголя и прочего субститутного снадобья. А надо просто отдаться в пасть инстинкта, достичь любви на кончике точки G, слизать ее меж половых губ на неизвестной пыльной лестничной площадке. Да, возможно этот фильм о слабом пиздолизе, который мечется меж двух огней, одно из которых горит пламенем. Это драма нашего времени, где любовь как цель проходит через череду постельных и бытовых средств, которые патологически ее вскрывают до самых кровавых кишок, намотанных на член главного героя.  Выходили с фильма мало, досидели до конца, аплодировали, некоторые жрали в процессе, соитий и отсосов в процессе просмотра не видел. В конце все, кто хотел, могли унести с собой выданные им в начале сеанса очки, чтобы потом, надевая свои привычные розовые окуляры,  вспоминать про чистую слезу младенца, которую они наблюдали на экране в фильме про любовь, снятого одним немолодым французом.

 Текст: А. Пролетарский.