Посреди утоптанного старого двора, а точнее поляны, окруженной по периметру пятиэтажными коробками времен брежневского застоя, лежит куча мусора. Не столько мусора, сколько отходов веток, срезанных на окружающих пространство,  деревьях. Туда, вглубь кучи,  то и дело, начали сносить именно уже мусор бытовой – упаковку и тару, бумагу, картон и прочий перерабатываемый материал. И начали сносить все это случайные и не очень жители близлежащих шлакоблоков, которые не думают о треугольнике переработки или каком-то таком себе здоровом питании, они просто существуют в клетке инстинктов и том зазеркалье, которое считает органику атавизмом.

Изувеченные. Именно так называются они, и так ощущается их природа слухов и заговоров. И так они воспринимают свой посыл наружу, выходя за пределы подъезда и квартиры, но оставаясь в рамках зоопарка. Отторжение и гниение, как способы донесения информации о своем присутствии в мире вещей и воздуха.

Случайное или целенаправленное   повреждение объектов реальности, доставляет изувеченным массу агонизирующего удовлетворения, помноженного на социальный утробный кровоточащий менстрим.

Вот семейная пара с собакой породы бультерьер сидит на скамейке. Рядом на искромсанном асфальте две бутылки николаевской хмельной жижи марки «Янтарь». Они попеременно делают глотки и выбрасывают в разреженный воздух унылые обветренные фразы о тяжести существования.  Собака мнется на земле, печально притупив взгляд в картину возлияния хозяев, пиво которых подходит к концу. Опорожненные бутылки так и остаются лежать на земле, пока любители жидкости необратимо допивают их соратников. Пост-алкогольные страхи возьмут свое потом, когда солнце рассеется, вечер спустится на город, а жара завуалировано окутает уходящее лето, прильнув к его терпким стоптанным пяткам. Чуть поодаль трое детей методично бьют палками массивный ствол упавшего накануне дерева. Дети не видели урагана, унесшего своим инструментом в виде молнии, жизнь парня на фестивале музыки и спорта в Затоке, он им неинтересен. Им интересен процесс бессознательной реакции на реальность, которая манит объектами. Потом объекты подключатся к коммуникации желаний и станут неустанно плодить страдания, помноженные на увечья и неудовлетворение.

Изувеченные

Процессы текут изо дня в день, меняя социальный ситуационный климат от негативного к несущему нечто несбыточное и липко поддельное.  И все это манит изувеченных туда, где можно безнаказанно осуществлять процесс разрушения. И все это отнюдь не праздное нагнетание и не опошляющий нарратив, это лишь малая часть окружающего текущего сюжета, коим неизменно кишит реальность вывернутая наизнанку. А кишит она инстинктами и желаниями, потребностями, правами  и обязанностями.

Город дышит своими жителями, способными любить и ненавидеть. Так вышло, что второго много больше.  Нанося увечья себе и другим, фарш сорокинских мясных машин наматывается в клубок и катится по плоскости сиплых улиц, звеня вибрацией воздушных масс, пропитанных влажностью мертвого черного моря.

И только рассвет может растопить ночной угар и внести коррективы антракта в плоскость неумолимого ущерба, наносимого ежеминутно всеми теми, кто жаждет пресыщения в бессознательной лавке удовольствий. Солнечные лучи прорежут тьму и осветят все то, что станет будущим, завязшем в настоящем. А тебе ничего не останется, кроме того, что наблюдать и описывать это со стороны, которая в итоге окажется лишь нутром границ гетто этого зоопарка.

Текст/фото: А.Пролетарский.