Порой я для некоей буквальной аналитической разрядки могу неспешно и внимательно прогуляться по магазинам плодящихся торговых центров. Наблюдаю за ассортиментом и поведенческими реакциями снующих в поисках своего места в мире изменчивой моды.

На входе в один из таких магазинов испанской торговой марки Pull & Bear я замечаю скамью, на которой восседают две особи школьного возраста, откровенно смеющиеся с окружающей их атакующей реальности, представляющейся для них в виде прохожих разного пола. Они заливаются визгом и захлебываются рвотными массами нахлынувшего молодого захламленного непищевыми  отходами воображения.

Я  замечаю это и тогда, когда выхожу из магазина, но в этот момент взгляд устремлен на меня. Смешного в себе я вижу мало, хотя обывателю средних широт центральной части Украины откровенно похуй на то, что выходит за рамки его узколобого восприятия  суженной реальности в отсыревших декорациях. В его мутных зрачках не существует всего того, что за пределами низкочастотного генделя со старым ноутбуком в виде музыкального конферанса, недорогой водкой и нервозными затхлыми сношениями в моменты пауз алкогольных трипов. Но вернусь к тем ржущим сущностям, которые уставились на меня. В момент прохождения мимо этих двух старшеклассниц, я поворачиваю голову и изрекаю:

– Сколько можно ржать? Откровенно сидеть и травить с людей? Сколько? В остатках мозга не возникает мыслишки о том, что так делать нельзя?

Они притупляют карнавальные маски  своих изношенных физиономий, отворачиваются и необратимо молчат.

Я ухожу со словами:

- Дебилы, блядь.

Моя жена Света смотрит на меня с явным недоразумением. Я уже потом ей объясню причину своего поступка и следствие, которое мы наблюдаем воочию.

Причина моего публичного срыва оказалась простой. Среди бутафории переполненных продуктами разложения целлофановых пакетов пластмассовой жизни родного отечества и пластмассового мира внешнего запределья, в отрыве от эпитетов русских музыкантов Васильева и Летова,  которые плохо кончили и кончат. Но экзистенциальная эякуляция куда важнее физиологической, которая всего лишь прибьет гвоздями к доскам желаний, а не закопает в слои бездыханной земли ментального неплодородия.

фото — А.Пролетарский (из серии Слагаемые)

Жрать в условиях нарастания социального страха в завтрашнем дне становится манифестом. Потреблять, пропускать через себя и существовать в клетке инстинкта потребительской нехватки, которая не прекратится никогда. До тех пор, пока участники игры сами ее не прекратят.

Ржать и жрать, два элемента одной цепи. Родители недоглядели, дети недодумали. Откормили и отправили на просторы интернета, чтобы там можно было уничтожить и поржать над трупом. Транслировать в перископ кровавую плаценту своих страхов, чтобы потом вырвать ее с корнем в двух строчках прощальной записки. Группа поддержки становится постепенно группой по коллективным интересам, где контекст не оплодотворяет содержание и не вычленяет базис, а  всего лишь пресыщает форму, дабы она убила надстройку.

Ждать чуда и обломков разрушенного сарая муниципального и областного устройства не стоит. Ад рядом, он там, где другие прогнали своих. Он в глазах той сестры, которая боится пьяного брата, ушедшего в ночь, дабы отыскать провиант прихода и отходняка. Он на полках мертвых книжных центральной и иных частей страны, где прилепин и лимонов соревнуются в написании рецензий друг на друга, а подстрочник молится о своей преждевременной кончине, дабы не видеть реакцию на текст. Сдавать еще рано, но в плену больше, чем возможно. Внутренний враг не щадит, он слушает толчки твоего глухого сердца из-за стены, дабы рассвет был не для каждого, а жизнь так и оставалась борьбой.

Текст: А.Пролетарский.