Ангелина Никонова: Надежду в конце драматических фильмов я называю «воздухом». Для меня важно, чтобы он был и зритель не задохнулся от беспросветности.
Задавались ли вы когда-нибудь вопросом – что может быть страшнее реальности жизни? Да-да, именно реальности жизни, так как бояться порой приходится именно её. Наверное, если задаться всерьёз этим вопросом, то приходит на ум лишь одно, причём самое верное решение – страшнее реальности жизни может быть только сама жизнь.Не взирая на тавтологию, можно лишь уточнить, что жизнь эта будет иной, за гранью понимания. В тотальном ужасе и смраде, в нелепости и оцепенении, без привычности и устоев, наполненной внезапными падениями и темными углами. Переход в этот ужас обусловлен многими причинами, которые порой не зависят от воли и желания отдельно взятого человека. Стечение обстоятельств и среда обитания обуславливают те поведенческие реакции и тот образ мыслей, которые и приводят к нелепости результатов и волнению времени.
Фильм Ангелины Никоновой «Портрет в сумерках», сценарий которого написан ею вместе с Ольгой Дыховичной, рассказывает о той жизни, которая предстаёт сегодня как норма и зиждется в нашем обществе на обиходных правах, выставляя напоказ всю наготу человеческого душевного гниения. В этой жизни нормальным является то, что именно ужасно. Нормальным лишь для членов этого общества, которые обладая силой, приводят её в действие по отношению к тому немногому нетронутому, что еще осталось. И прививают этому нетронутому те качества, которые дикой корневой системой врастают в доброту, трансформируя её в нелепость и жестокость. А оправдание то в чем? Чем оправдаться добру за то, что с ним сделали? А выход всё в тех же последних истинах и пристанищах – любви и высшей её пиковой стадии, пороке любви – всепрощении. Есть жизнь до и после этой картины. В самой картине воздух уплотнён и сжат, а в некоторых моментах он выкачан совсем, оставляя зрителя в том безвоздушном пространстве, в котором существуют только серые спальные районы, пивные ларьки, привокзальные кафе и человеческое падение. Об этом писал еще Камю, про то экзистенциальное падение, которое наслаивается и давит изнутри. Из него не выбраться, так как люка наружу нет, а если и вылезешь, то атакуют уже сплошные мамлеевские шатуны. Наводнившие города и районы, дышащие горячей зловонной пастью в лицо времени, не желающие соглашаться с ходом истории, пропитанные недоверием и гневом. Они одеваются в казённую униформу и творят свой порядок, устанавливая свои правила для тех, кто попадается на пути. Эти опухоли социума пронизывают и атакуют ту редкую отдельно взятую жизнь, в которой любовь зарождается и трепещет, заставляя её наступать себе на горло и существовать в конвульсиях бездыханной и грязной липкой похоти. Которая, конечно же, не сестра стерильной страсти, а лишь её падчерица, которая провинившись, никогда не попросит прощения за содеянное, да и сама в сердцах то понимает, что её безнаказанность и дикость — есть суть её существования, и без них не существует и её самой. Когда видишь что-то неприятное, то есть два простых пути – либо смотреть и действовать, либо отвернуться и забыть. Так и с этим кино. Надо что-то решать. Либо быть грязно изнасилованным и вдавленным жизнью, понимая ужас и рассматривая планы мести, или быть в «стерильном мире» тупого обывательского гнёта. Обывательский быт не принимает формы существования за гранью своих нужд, поглощая сырой продукт «коллективного массового потребительского психоза», удобоваримого с бытовыми сценами приспособленчества и соглашения. Или ты констатируешь и кричишь, ставишь вопросы и говоришь социальной среде о том, что происходит вокруг, либо среда пожирает твои поступки и мысли. По разные стороны баррикад находятся те, которым нечего сказать друг другу, которым приходится держать оборону день и ночь. Только у одних в руках оружие, под названием цветы, а у других – автоматы. И происходит то соитие форм, которое приводит к искажению и преломлению содержания жизненного пространства, нуждающегося в силах понимания, а не в агрессивном напоре. Труднее всего говорить от первого лица, не выступая на стороне массового гласа и бутафорського сознания , дышать воздухом трепетного рождения, а на рассвете задыхаться лишь первородными криками птиц, а не скверной человеческих поступков, схожих с деяниями злого умысла и списывать всё на издержки тёмного времени. Главная героиня изжила свой быт и свои порядки. Ей перестало нравиться внутри кокона, внутри заведенного порядка, она упорхнула бабочкой на пламя огня. Она отдалась эксперименту под названием жизнь сполна, ощутив во рту привкус желания под названием страсть. Жертва стала ближе к своему насильнику настолько, что она открыла воронку нежности и трепета души в направлении неоцененности и равнодушия, а всё ради искупления себя и ощущения себя живой. Именно живой, той, которая существует в ужасе реальной жизни, вязнет в нём и захлебываясь слезами, она выкрикивает лишь одно – «Люблю». Говоря языком героев саги «Star Wars», её потянуло на тёмную сторону силы. Там мужские поступки не являються производными от мужского начала, женщинам уготовлено участь объектов потребления, а вместо образов в душе остаются лишь портреты в сумерках, сфотографированные самообманом надежды.
Обо всём этом и многом другом мы и поговорили с режисером фильма — Ангелиной Никоновой.
ART: Ангелина, прежде всего, хотелось бы узнать предысторию создания вашего творения «Портрета в сумерках», что Вас подтолкнуло к сценарию и отражению рассказанной истории?
A.Никонова: История родилась у Ольги. Она имеет психологическое образование, и написание истории столь необычных отношений мужчины и женщины было для неё своеобразным эссе на тему женской мести обидчику, который сильнее её. Изначально героиня была гораздо старше, а обидчик сильно младше. С моим появлением в творческом альянсе, эта разница в возрасте главных героев ушла, и появилось более равноценное противостояние.
ART: Тяжело ли было снимать то, что имеет пиковые точки, пределы невозврата – сцены насилия?
A.Никонова: Кино – это большой и сложный фокус. Не хотелось, бы открывать дверь «на кухню» и рассказывать о том, как эти фокусы делаются. Так как доля волшебства может уйти. Могу лишь сказать, что на площадке царила мирная и дружеская атмосфера. Мы часто шутили. Без юмора в таком сложном деле – никак.
ART: Милиция в вашем кино показана тотально беспросветным формированием, стороной зла, творящей бесчинства. Это изначально так и задумывалось? Главную мужскую роль при этом у вас сыграл бывший работник милиции, не играл ли он порой сам себя в прошлом (касаемо бытового поведения и прочих моментов) или такой задачи не стояло? Изменилось ли у вас отношение к милиции после съемки фильма?
A.Никонова: Отношение к милиции, я думаю, у всех российских граждан примерно одинаковое. Особенно к представителям ГАИ. Все мы так или иначе были «изнасилованы» и обкрадены на отечественных дорогах. В буквальных поступках героев фильма надо уметь рассмотреть метафору. А что касается случая с заявлением о потере паспорта, то эта сцена списана из жизни. Однажды такое произошло с Ольгой, а позже со мной. И многие мне говорят о том, что эта сцена очень узнаваема. Так что краски мы не сгущали. Такой цели не было. А высказаться на тему того, что возмущает, не преминули.
ART: В фильме Вы, как автор и творец, больше демонстрируете реальность со всей её скверной, или обличаете её, пытаясь чувством любви усмирить внутренних демонов человека?
A.Никонова: Фильм, прежде всего о необычных отношения очень разных, современных мужчины и женщины. И дабы описать, насколько они разные, я должна была описать их контрастирующие миры. В фильме поднимается несколько тем. Всепрощение – одна из них. Но наша история психологическая, не социальная. Обличить российскую действительность цели не было. Но снимать напудренных актёров в декорациях евроремонта я просто не умею.
ART: При подготовке сценария вы изучали психологию изнасилованных женщин, проникали в суть проблемы, в её причину?
A.Никонова: Мы с Ольгой обе подкованы в психологии. Поэтому внутренние механизмы мотиваций и сама природа отношений жертвы и насильника нам известны.
ART: Вопрос к Вам как к женщине и как режиссеру – почему именно женщины (Вы и Ольга) взялись и показали тотальную духовную мужскую слабость в нашей жизни сегодня? Ведь героиню окружают тотально слабые мужчины – слабые духовно, но действующие с позиции тупой силы (как милиционер) или слабые физически, при этом именно от этого приспосабливающиеся к обстоятельствам (как муж главной героини).
A.Никонова: А вы можете придумать, кем должен быть современный герой? Узнаваемый персонаж. Сильный человек. Инженер-математик? Бандит? Олигарх? – вот во втором и третьем случае уже тавтология… Видите, как выбор не велик? В советских фильмах был целый набор романтических образов – учёный, руководитель, тот же инженер, милиционер, водитель троллейбуса, учитель… В современном российском обществе существует дефицит героев. Это факт.
ART: Идея снимать на зеркальную фотокамеру возникла в качестве концепции, связывающей приближение к реальной жизни и название, или это были вынужденные меры в условиях малого бюджета?
A.Никонова: Изначально этот выбор был обусловлен отсутствием бюджета. Снимать на видеокамеру желания не было. Хотелось всё-таки, чтобы получилось кино, а не home video. А дальше приходилось выходить из положения – из минусов делать плюсы. Так и с камерой Canon Mark II 5D – мы выжали из нее максимум, как в техническом, так и в художественном аспектах.
ART: Ваш фильм оставляет зрителю надежду, так как, именно когда герои уходят вдаль по сумеречной трассе, возникает чувство того, что потеряно уже всё, но теперь возможно что-то построить иное. Надежду на что Вы оставляете героям, что их ждёт?
A.Никонова: Надежду в конце драматических фильмов я называю «воздухом». Для меня важно, чтобы он был. Чтобы зритель не задохнулся от беспросветности.
ART: Вы чувствуете ответственность за того зрителя, который посмотрит ваш фильм? Не переломит ли в нем что-то кино, ведь для того, чтобы посмотреть в глаза ужаса, надо быть подготовленным хоть немного?
A.Никонова: Я намеренно не показала ничего сверхжесткого. Я оставила самые жёсткие моменты за кадром. Не совсем понимаю, о каких ужасах идёт речь? Если кто-то живёт в вакууме, то, наверное, я должна его подготовить к тому, что мы живём в стране, где в течение последних нескольких лет заголовки новостей пестрили преступлениями, совершёнными «блюстителями порядка», что на дорогах ГАИшники грабят водителей, что в милиции не возьмут ваше заявление о краже паспорта и заставят вас подписать заявление об его утере, так как заводить дело, которое будет сложно закрыть, им не выгодно… Что на центральных каналах телевидения демонстрирует новостные сюжеты, в которых наглядно описывается, как один пьяный сосед отрезал голову другому… Мой фильм по сравнению с ужасами нашей жизни – романтическая комедия.
ART: Тяжело ли прокатывать малобюджетное кино в современной России? Если я не ошибаюсь, вы сами занимаетесь прокатной судьбой картины?
A.Никонова: В России всё тяжело. И прокатывать отечественное кино тоже. Российские фильмы дискредитировали себя в глазах своих зрителей. Россияне не хотят смотреть российские фильмы. Они уже убеждены в том, что это продукт низкого качества. И за это отдельное спасибо отечественным продюсерам, или, скорей людям, считающими себя таковыми.
ART: Вы готовите что-то новое сейчас и если да, то, что это будет?
A.Никонова: Я заканчиваю историю про современных нью-йоркцев. Это будет одновременно смешная и грустная картина.
ART: Кого считаете соратниками в отечественном кино?
A.Никонова: Мне интересны истории Дуни Смирновой. Она глубокий человек, владеющий сценарным и режиссёрским мастерством. Очень жду её нового фильма.
ART: Что из последнего прочитанного, увиденного и услышанного произвело на Вас впечатление?
A.Никонова: Фильм Ларса фон Триера «Меланхолия».
ART: Спасибо и хотелось бы узнать – что видите у нас всех впереди, чего Вы ждете от будущего? Останется ли надежда?
A.Никонова: Надежда, как известна, покидает нас и этот мир вместе с нами.
Беседовал: А.Пролетарский.
Фото: ruskino.ru