Литература — это аскеза и исповедь, возведенные в квадраты и кубы. Это спасение и монолог, разбавленный диалогами и главами. Немного сегодня писателей остается актуальными и интересными. Владимир Козлов один из таких, который не спеша и без лишних маневров  делает свое дело. У него выходит новая книга «Десятка», в которой будут рассказы и киносценарии, он снял фильм о сибирском панке «Следы на снегу», он всегда был и остается против человеческой тупости и зомбирования, против  социальной лжи и потребительского гноя. Сегодня у него смешанные чувства по поводу всего происходящего ужаса. Обо всем этом мы и поговорили с ним не так давно в Одессе.

ART: Буквально в этом месяце выходит твоя книжка «Десятка». Расскажи, что это будет, ведь она задержалась с выпуском.  Это промежуточный этап между романом прошлого года «Война» и новым или просто жирная точка всего того, что на сегодня накопилось?

В.Козлов: Скорее второе, подведение итогов текстов, которые написаны на сегодняшний день. Часть из которых написаны давно и где-то публиковались, но никогда не публиковались в форме книги, а хотелось увидеть именно так. Плюс  это получилась самая кинематографическая книга, потому что там есть повесть «Десятка», по которой поставлен фильм, а также, новая повесть, по которой я собираюсь фильм делать. Ну и там еще нереализованный оригинальный сценарий, который я писал из расчета, что, может быть, из этого получится фильм. Но пока это не получилось, поэтому он туда включен и вышла такая кинематографическая вещь.

ART: В своем втором фильме, который ты готовишь, сценарий больше полагается в описании на визуальную картинку или он остается таким как ты писал, когда не полагался на кино?

В.Козлов: Поменялось что-то, когда я писал эту повесть, а это происходило год назад,  кино повлияло,  местами какие-то вещи не раскрывались до конца, как будто их надо увидеть в кино, додумать, а в тексте их нет. На сегодня их расписывать не обязательно, но с другой стороны это просто сценарий. А в повести сохранились какие-то стилистические моменты, которые были раньше. Влияние я однозначно почувствовал, но все же я писал ее изначально не только подсознательно, но и сознательно, с мыслью, что по ней хочется сделать фильм. Тогда это еще не было понятно, но сейчас я начинаю двигаться и что-то делать.

ART: Болевые точки и жестокость, которые всегда были в твоих книгах, в настоящее время, в сценарной плоскости, будут более показательны и глубоки или ты перешел на более рефлекторное описание главного героя, без тяжелых подробностей?

В.Козлов:  Насколько они будут углубляться пока не понятно,  так как опыт мой в кино маленький. Я учусь, я двигаюсь, я только учу этот язык. Ясно и то, что говорить о сегодняшней жизни каким-то абсолютно абстрактным, удаленным от реальности языком нельзя. Там будет достаточно реальная жизнь, там будут жесткие моменты для жизни характерные, но пока мне сложно сравнить эти описания в книге и в фильме. Ясно, что какие-то вещи, которые в книге возможны, в кино из-за сложности исполнения не войдут.  Но с другой стороны какие-то визуальные детали, которых в тексте нет, позволят показать все гораздо правильнее и более адекватно.

ART: Это будет воплощение той задумки фильма, который должен был сниматься в трех городах? Или нет?

В.Козлов: Нет, это будет совсем другой фильм. По повести, которая войдет в сборник. Проектом экранизации романа «Домой» я занимался последний год и на своём опыте понял, что такой большой проект, требующий съемок в нескольких городах можно осуществить только в рамках индустрии, имея достаточно большой бюджет. Я нашел деньги за границей, для съемки там, но их предоставляют только при наличии денег российских. А такой проект, как мне сказали несколько продюсеров, я общался, они положительно высказались, но заключили, что в сегодняшней России такой фильм профинансировать нельзя, потому что государство на такой проект денег не даст. А с точки зрения частных инвестиций, это тоже невозможно, потому что это не коммерческий проект, а авторский. Я попытался это все сделать, но движения нет, и буду делать теперь на основе опыта за очень малые деньги, практически безбюджетного фильма, буду находить очень маленький бюджет. Частично воспользуюсь краудфандингом, что-то придет из других источников.

ART: За все время пройденное с момента окончания и раскрутки твоего первого фильма и начала съемок второго, ситуация в России ухудшилась, как социально-политическая, так и в ракурсе культурной среды. Машина подавления работает на полную сейчас. Твое высказывание раньше и теперь в рамках микробюджетного кино будет как-то жестче в условиях всего этого подавления и законов? Это будет что-то типа с приставкой «анти», против шерсти, или ты как-то подкорректируешь в рамках всего этого?

В.Козлов:  Ничего корректировать не буду, там, где нужна ненормативная лексика, она будет. Закона, запрещающего насилие на экране, пока еще не приняли, но опять же  прелесть такого микробюджетного кино, что можно быть полностью свободным. Другой вопрос, что потом, когда зайдет речь о дистрибуции и захочется показать этот фильм максимальному количеству людей, могут начаться проблемы, но я пока об этом не думаю. Суть высказывания не поменялась за все годы, пока я пишу и снимаю, но другой вопрос  как это высказывание будет доходить до зрителей, читателей. И тут все зависит не только от власти, но и от самих людей, от того, что они готовы воспринимать, от того, какой контекст они сами себе создают. Например, мой последний роман «Война» никто не заметил практически из критиков и рецензентов, что меня удивило, потому что буквально в скором времени после выхода случилось     Бирюлево, погромы и драки на национальной почве, а потом случилось в Украине. Та степень насилия, которая во всем этом присутствует, это то, о чем я говорил в книге. Может быть, это мои собственные проблемы, может быть, я это выразил не достаточно четко, но мне на тот момент было важно об этом поговорить, я надеялся на больший отклик, понимание того, о чем книга.  Может быть, она получилась, может быть,  не получилась, но были подняты вопросы, которые задались в пустоту. И меня это конечно сильно расстроило.

ART: Касаясь темы насилия как формы социального протеста. Они лично тебе в отрыве от письма близки как человеку, считаешь ли ты эту вспышку революционного движения формой эволюции? Или оно просто может вспыхнуть, потом вернуться вспять и не привести ни к чему?

В.Козлов: По моему общество не эволюционирует уже несколько сотен лет. Я недавно читал историю Франции, там постоянно были революции, сменялись режимы, каждый следующий обнулял достижения предыдущего, и то, что происходит, для меня несет только один очевидный вывод. Человек по-прежнему остается глубоко насильственным существом.  Вопросы общественной организации и общественного порядка, политической власти, по-прежнему можно решить насилием, нежели,  не прибегая к насилию. А возвращаясь к началу вопроса, то мне, как человеку это не близко, на сегодня, в этом моем возрасте и в этой ситуации. Но я могу понять, что если бы что-то подобное происходило во времена моей юности, когда мне было 20 лет, то я бы шел на баррикады, участвовал в этих вещах,  и это было бы нормально. А сейчас я смотрю на это и мне грустно от того, что как-то решить вопросы без насилия, нормально сменять одну власть другой, добиваться каких-то целей, добиваться каких-то уступок от правительства невозможно.

АRT: Что должны делать культурные деятели, как то писатели, музыканты, кинематографисты, в подобных ситуациях  свержения тирании, во времена явного военного вторжения? Отмалчиваться и ждать или идти против привилегий и бороться?

В.Козлов: Я думаю каждый должен принять решение для себя, потому что здесь однозначного ответа быть не может. Самое  неприятное, когда человек ради каких-то привилегий, ради финансовых, тщеславных и прочих достижений, отказывается от своих искренних убеждений и говорит прямо противоположное. Это явные гандоны и уроды.  Это вообще худшее, что может быть. А если человек искренне высказывает свое мнение, то я к этому отношусь с уважением, даже если мне эта позиция не близка. Вопрос уже в том, чтобы разобраться где искренне, а где нет. Но если человек сколько-нибудь публичный и известный, деятель культуры и искусства, он практически перестает существовать и заменяется мифом и некоей маской, заменяется неким pr-образом. И разобраться в нем, где человек, а где образ, уже практически невозможно. И поэтому часто те высказывания, которые делаются за что-то или против чего-то, относительно таких сложных политических ситуаций, то они делаются не самим человеком, а получается вот этим его pr-образом и маской. Вся эта среда она жутким образом замусорена, невозможно отличить правду от неправды, пропаганду от какой-то реальности, все эти высказывания прибавляются к этому всему, образуя безумный калейдоскоп информации, высказываний, в котором очень тяжело разобраться.

ART: Как ты думаешь, у неподготовленного читателя или зрителя, какие существуют методы борьбы с информационным насаждением, которые он мог бы применить в случае, если  есть желание и интерес?

В. Козлов: Если действительно есть интерес разобраться, то нужно потратить огромное количество сил и времени. Смотреть все источники, сопоставлять информацию, слушать и всматриваться, что говорят какие-то люди, в конце концов, понять, кому можно верить, а кому нет. Каким именно источникам. И даже когда эти источники определены, все равно сопоставлять, анализировать, и только исходя из этого,  составлять какую-то картину, но это довольно большая работа, требующая и времени и мозговых усилий.  Ясно, что большинство людей никогда этого делать не будут, они будут вестись на пропаганду, на какие-то наиболее примитивные идеи, ведь в политике работают наиболее примитивные идеи, ведь они могут привлечь наибольшее количество людей. Поэтому,  увы, но большинство всегда будет оставаться тупым, зомбированным, чувствительным к пропаганде, а меньшинство может быть каким угодно продвинутым и  разбирающимся, умеющим отличить правду от неправды, но оно будет меньшинством.

ART: Вспоминая твою «Десятку», как ты думаешь, насколько максимально ты от нее взял и насколько она тебе все отдала? Твои ожидания оправдались или нет? Она уже вышла на носителях вне фестивалей, кто хотел уже увидели ее, каков твой итог?

В.Козлов: Прежде всего, то что фильм получился и получившееся близко к тому, что хотелось, это для меня главный первый итог до всей последующей жизни фильма. А с последующей жизнью фильма все сложно. Он попал на фестиваль «Дух огня». Получил приз. Благодаря этому попал еще на несколько фестивалей, но при этом я увидел, что на сегодня в России независимо делать кино и независимо его прокатывать невозможно. Ты оказываешься в положении не просто аутсайдера, а супераутсайдера. Просто достучаться до зрителей невозможно, потому что сформировалась система, которая охватывает не только прокат и дистрибьюторов, но и охватывает фестивали. Мы отправляли фильм на какие-то фестивали, но все это было напрасным трудом, напрасной тратой времени и денег, потому что в процессе уже жизни «Десятки» я понял, что многие фестивали не отсматривают фильмы, которые приходят, в принципе с другой стороны им это просто не интересно. Если мы посмотрим, какие российские фильмы в прошлом году попали на иностранные фестивали,   то это один и тот же набор фильмов.

Что-то показали в Роттердаме, но большинство с «Кинотавра», которые показывали потом где-то еще. То есть независимому фильму, снятому вне индустрии сложно быть увиденным. Вот это такой вывод, поэтому эмоции неоднозначные. Да, я получил сам фильм, да, он попал на какие-то фестивали, кто-то его заметил и похвалил, в том числе и зрители, но с другой стороны, конечно, хотелось бы, чтобы фильм увидели больше людей, чтобы о нем просто узнали. Я не считаю ни в коем случае это арт-хаусным фильмом, это фильм, который может быть понятен не какому-то мейнстрим зрителю, потребляющему Голливуд, но достаточно большому количеству людей. Но, увы, о нем не знают из-за существующей системы дистрибуции и промоушена. Такие неоднозначные эмоции.

ART: Но, как автор ты удовлетворен авторским замыслом и как он претворен в конечном итоге?

В. Козлов: Да, я удовлетворен, несмотря на все проблемы и технические косяки. Если взять все факторы, все условия, в которых делался фильм, те стартовые условия и результат, то мне показалось очень близким к тому, что хотелось, то, что получилось. Это и стечение многих факторов, команды, которая очень самоотверженно работала, бескорыстно, никто не вспоминал про деньги, и везение, какого-то положительного стечения обстоятельств. Поэтому здесь скорее плюс и какие-то люди, которые идеологически и эстетически от меня очень далеко, они о нем положительно высказались, в рамках того, что кино должно быть разным. И вот эта банальная фраза, она мне кажется принципиальной, потому что происходит глобализация, все хотят выпускать блокбастеры, какие-то фильмы, которые посмотрит огромное количество зрителей. Но общемировой тренд он другой совсем, а именно – это нишевое кино, которое будут смотреть какие-то нишевые аудитории. Их сложно найти, на них сложно выйти и их сложно сформулировать для каждого конкретного фильма, но такие фильмы не могут иметь успех, потому что их не посмотрит большое количество людей. Но я вижу в этом какие-то перспективы, а уж как это повернется в какую сторону, посмотрим, предсказать сложно. То есть в каком-то таком мейнстрим-кино я себя не вижу, а нишевое оно только развивается, оно еще мало кому понятно и непонятно как его делать.

ART: Про твой документальный фильм о сибирском панке «Следы на снегу». Откуда замысел, зачем и почему возник  такой проект? На какой он сейчас стадии? Откуда интерес к такой узкой теме, как для информационного поля, так и зрителя? Насколько интерес в процессе создания фильм подогревался или спадал?

В. Козлов: Фильм находится на последней стадии, я жду кое-какую анимацию для него, которую надо вставить в практически уже смонтированный фильм. После этого еще будет постпродакшн звука, он частично уже сделан,  но фильм будет перемонтирован и надо сделать звук повторно. А почему я взялся за эту тему?  Все-таки это та музыка, которую я слушал очень-очень плотно с 18 до 20 лет, которая на тот момент вытеснила для меня всю другую музыку, ну и идея такого фильма все эти годы всплывала естественным образом.  Но сначала я про это не думал, потому что не думал, что буду снимать кино в принципе, потом, что такого фильма нет, и неплохо было бы его сделать.  Еще при жизни Егора Летова я с ним связывался по поводу создания фильма,  думал про документальный фильм только о «Гражданской обороне», которая была единственной группой из всего панка восьмидесятых, активно работала, записывала альбомы, концертировала. Но тогда не получилось, потом Летов умер, и как-то ворошить это, капитализироваться на смерти тем более не хотелось. И только летом прошлого года я подумал, что, почему нет, почему не попробовать, тем более была закончена и показана на фестивалях «Десятка». Почему бы не попробовать что-то на уровне производства противоположного, потому что «Десятка» это все-таки был большой коллектив, это помогало, создавало энергетику и драйв. А здесь была идея «one man band», все сделать самому, кроме каких-то технических вещей, которых я не умею делать и все-таки сделать трибьют этой музыке, потому что такого фильма нет.

Это явление интересное, явление широкому слушателю сегодня практически не известное, без надежд на то, что будет какой-то широкий резонанс.  На то, что его многие увидят, надежды нет, просто хотя бы для себя и тех, кто эту музыку слушает, слушал тогда и слушает сейчас. Процесс оказался непростым, главная проблема это минимум визуального материала. Не было тогда видеокамер практически ни у кого, а если оно и снималось, то эти записи уничтожались. Есть история о том, как человек наснимал кучу видеокассет о людях из этого движения, концертные съемки, просто бытовые. А потом все это затер, потому что понадобились кассеты. И главная проблема — это минимум визуального материала. Мне крайне не хотелось делать фильм, состоящий только из говорящих голов, но с другой стороны из-за того, что визуального материала мало, пришлось делать фильм, в котором говорящих голов достаточно много. Материал брал из того, что было снято, это интересно, все рассказано устами участников, никакого закадрового текста не будет, я категорически против этого, для этого проекта и не допускал это. Вторая огромная  проблема конечно была в том, как это все структурировать, потому что документальный фильм для меня это что-то абсолютно новое. Игровой фильм, как была сделана «Десятка», как и книга, здесь драматургия и структура понятны.  А здесь тяжело было найти структуру, плюс массив информации,  огромное количество интервью, плюс то, что я находился внутри, то это задачу не упростило, а усложнило. В результате я сделал одну версию, потом практически ее полностью переделал, потому что структура мне не нравилась. Та версия, которая есть сейчас, она будет окончательной. Можно ли было сделать лучше, нельзя ли было, просто надо было где-то остановиться и поставить точку, чтобы был фильм про явление, как трибьют этому явлению. Это максимум из того, что можно было сделать на уровне киноматериала, потому что касаемо интервью проблем не было, все люди шли на него охотно, со всеми пообщался. Конечно, не все люди умеют интересно рассказывать, не всех интересно смотреть и слушать, но материал там достаточно обширный и достаточно адекватно отражающий ситуацию.  Фильм практически готов, было много и положительного и отрицательного опыта.   Не могу сказать, что работа в одиночку мне понравилась.  Скорее нет. Потому что когда пишешь книгу или сценарий, то ты один, а наедине с собой это что-то само собой разумеющееся, а в кино хочется какой-то командной работы,  а не противоположного, чего здесь практически не было.

ART: Ты же побывал в квартире Егора Летова?

В. Козлов: Да, это имело уже такое непрямое отношение к фильму.  Мне предложили показать нарезку рабочего материала на фестивале «Движение» в Омске, в конце апреля этого года.  Ясно, что это был Омск, Летов там прожил всю жизнь, и ГО существовала именно в городе Омске. Хотя в самом городе никогда не давала концертов. Я услышал, что в эту квартиру можно теоретически попасть, можно попросить отца, который там живет, впустить тебя, что я и сделал. До этого  я просто думал, что я приду в район и посмотрю на эту пятиэтажку. Причем это оказалась именно такая типовая пятиэтажка, в которой я прожил двадцать первых лет своей жизни. Но то, что на сегодня осталось в квартире, оно уже на сегодня не является аутентичным, потому что Летов незадолго до смерти переехал в другую квартиру.  Там осталось не так много, плюс, как мне потом сказали, его поклонники, приходя туда, наклеили свои какие-то картинки.  Это все другое, но атмосферу мне кажется, я почувствовал. Опять же находясь в этом районе, в этой квартире, для меня, как слушателя ГО в достаточно длительном периоде, это было очень важным, хотя для фильма это особой роли уже не сыграло. Но для меня лично это был важный момент и рад, что это произошло.

ART: В процессе создания фильма ты смотрел какие-то подобный фильмы западного или российского образца?

В.Козлов: Фильмы западного образца смотрел с грустью и завистью тому, каким визуальным материалом они располагают,  даже фильмы о существующей английской волны панк-рока 70-ых. У них осталось много съемок на кинокамеру, записи концертов. А в России документальных музыкальных фильмов снималось в принципе мало, а уж музыкальных документальных фильмов о панк-роке нет и вовсе.  Есть фильм называющийся «Сибирский Вудсток», который рассказывает, в том числе и про волну панка 80-ых, но только о Новосибирске, то есть только то, что происходило там, а все остальное осталось за кадром. Но эстетических решений, которых можно было почерпнуть или позаимствовать, я там не обнаружил.

ART: Ты год не был в Одессе, что-то изменилось? Или она во всех этих страшных и искусственно подогреваемых  событиях осталась прежней?

В. Козлов: Впечатления поверхностные, за пару дней они и могут быть лишь такими, я не вижу изменений. Ощущения те же, очень странно, ведь столько всего произошло за этот год, столько трагических событий, причем не только в Украине вообще, а в том числе и здесь в Одессе. Но я этого не ощутил, явно этого не заметил и ощущение очень странное, что вот где-то там, сравнительно недалеко отсюда,  в Донецке, идет война, а здесь обычная жизнь.  Ничего не меняется внешне на взгляд стороннего  наблюдателя, это вызывает сложные эмоции, которые даже сложно  описать.  Это сложно сформулировать и для меня это какая-то новая ситуация. Поэтому просто сформулировать это тяжело, сложно осознать и сложно связать одно с другим.

ART: Твой последний роман называется «Война» и сейчас это слово увы как никогда актуально, в первую очередь у нас в Украине. В твоем романе герои ищут войну, но не находят. Их подавляют. Как человек сегодня, в условиях полномасштабного диверсионного вторжения, может защитить свою страну и победить войну?

В.Козлов:  Очень сложный вопрос, потому что война, когда это объявленное и широкомасштабное вторжение, то все абсолютно понятно, все очень черно-бело, это свои, а это чужие. Ты делаешь выбор, говоря – я иду воевать, или – нет, я боюсь, делая все для того, чтобы не идти воевать. А когда война такая завуалированная, неявная и непонятная, а еще вдобавок проходящая на таком информационном фоне, то крайне сложно разобраться, что происходит и как действовать. Но мне все же кажется, что просто человек должен сделать свой выбор, понять на какой он стороне хотя бы морально и понять, что он готов сделать,  если война коснется его лично. А ведь ужас ситуации в том, что война может коснуться любого и в любой момент. А вообще, все происходящее, в очередной раз доказывает хрупкость жизни, хрупкость сегодняшнего мира. Год назад, а для меня это год между последним приездом в Украину и нынешним, за который так много произошло, никто не мог предположить, что такое будет, люди жили спокойной, мирной жизнью. Как всегда, кого-то эта жизнь устраивала или нет, а сегодня кто-то погиб, кто-то потерял близкого человека, кто-то оказался беженцем или его дом оказался на линии фронта. Это все для меня подчеркивает хрупкость жизни и какое-то такое напоминание о том, как важно ценить свою жизнь и то, что у тебя есть. То немногое, а может быть совсем малое, но это нужно ценить.

Беседовал: А. Пролетарский.

Фото: А. Пролетарский.