С чего начинается…
С чего начинается Одесса для обывателя? С вокзала, с автостанции Привоз, с аэропорта, с улицы Дерибасовской, с покосившейся аллеи пляжа Аркадия. Сейчас для некоторых она начинается с Саакашвили и его летнего обильного пиара. Для меня этот город начинается с модели отдельно взятого спального района, с периметров и прямоугольной инфраструктуры социального гетто, основанного на вялотекущей цепной реакции подражания и перемалывания.
От окраин к центру, сквозь череду обшарпанного потускневшего камня, обдуваемого влажным морским воздухом, напитавшимся прибрежными солями и потом почивших рабочих, воздвигших бетонные джунгли. Череда призраков из подворотен, старых фантомов заикания «легендарных» исторических отрыжек. Я смотрю в глазницы временного слепка через сюжеты бредущих хмельных и обрюзглых зрителей спального зоопарка, зацикленных на череде необходимой потребительской корзины, переполненной пивом и чипсами. Палисадники и кварталы усеяны легкодоступным, для всех униженно страждущих в текущем времени, кодтерпином, который распускается черными цветами изворотливых падежей низшего порядка. Уличная торговля строит бутафорскую крепость маркетингового расслоения, когда скоропорт подается вместе с пылью и обильными зловонными плевками. Улавливая сухие косноязычные интонации обрывков диалогов всех бредущих жителей в июльской жаре, натыкаешься на свод порочного хлама, помноженного на инстинктивное разветвление атакующих сознание желаний. Несмотря на временное вращение, спальный район существует как ловушка и аркан всех обремененных и неудовлетворенных. Коробки из песка и цемента взращивают своих Ромео и Джульетт, которые меняются флюидами в виде половых жидкостей под свист феромонов алкогольного порядка. Посталкогольный угар превращается в утро очередного дня, дабы нефильтрованным кулаком отождествлять экзистенцию нижнего левела.
Курортный сезон спускается в клозеты тоннами немых впечатлений, застывших на каруселях и сладкой вате. Толпы цыган и кавказского сегмента наводняют спальные районы, потому что стервятники слетаются на падаль. А падали сейчас, как никогда, много. И падаль притягивает подобное через парадные общаг и будки с паленым алкоголем. Ломбарды и измятые скопища зловонных и отсыревших бомбил, которые словно черви поедают плоть перекрестков и транспортных остановок, полных понурых прохожих.
Инфраструктура распада не знает химии соединения, потому что на каждый элемент приходится много разрушительной силы извне. Психотипы и психопаты не растворяются в природе, когда глубинный подсознательный механизм срабатывает как тротил, реагируя на созидание, словно бык на красную тряпку. Стремиться и достать, схватить и уничтожить – может быть это и есть руководством к действию новой генерации жителей Одессы, как территории проживания. Без обязательств до и после, без миражей развития и приемлемого существования. Существительные проиграли прилагательным, город проигрывает области, которая наводняет его патологиями и страхами, замешанными на инстинкте быстротечного необузданного разрушения. Стражи порядка, словно придорожные изможденные бляди, проходят за данью, продавая дешево свою микровласть за купюры старого образца. Уличные торговцы кислым творогом и свидетели судного дня иегова ждут реализации своего предложения, спрос не заставляет себя ждать, хотя творог идет лучше. Парковая зона полна молодыми родителями с сухарями, газировкой и семечками. Магазины книг все закрылись, на бутылках напитков торговых марок повсеместно слово «Любовь», охранники супермаркетов торговых сетей трахают по подсобкам кассиров, потому что животная природа не конвертируется в социальную функцию. Гнев и смелость не осеменяют минуты прощения, потому что прощать становится уже больше некого. Из всех искусств самой непостижимой остается сама жизнь, разменянная и утрированная, но жалящая в самую суть.
Текст, фото: А. Пролетарский.