С чего начинается Одесса для обывателя? С вокзала, с автостанции Привоз, с аэропорта, с улицы Дерибасовской, с покосившейся аллеи пляжа Аркадия. Сейчас для некоторых она начинается с Саакашвили и его летнего обильного пиара.  Для меня этот город начинается с модели отдельно взятого спального района, с периметров и прямоугольной инфраструктуры социального гетто, основанного на вялотекущей цепной реакции подражания и перемалывания.

От окраин к центру, сквозь череду обшарпанного потускневшего камня, обдуваемого влажным морским воздухом, напитавшимся прибрежными солями и потом почивших рабочих, воздвигших бетонные джунгли. Череда призраков из подворотен, старых фантомов заикания «легендарных» исторических отрыжек.  Я смотрю в глазницы временного слепка через сюжеты бредущих хмельных и обрюзглых зрителей спального зоопарка, зацикленных на череде необходимой потребительской корзины, переполненной пивом и чипсами.  Палисадники и кварталы усеяны легкодоступным, для всех униженно страждущих в текущем времени, кодтерпином, который распускается черными цветами изворотливых падежей низшего порядка.  Уличная торговля строит бутафорскую крепость маркетингового расслоения, когда скоропорт подается вместе с пылью  и обильными зловонными плевками.  Улавливая сухие косноязычные интонации обрывков диалогов  всех бредущих жителей в июльской жаре, натыкаешься на свод порочного хлама, помноженного на инстинктивное разветвление атакующих сознание желаний.  Несмотря на временное вращение, спальный район существует как ловушка и аркан всех обремененных и неудовлетворенных. Коробки из песка и цемента взращивают своих Ромео и Джульетт, которые меняются флюидами в виде половых жидкостей под свист феромонов алкогольного порядка. Посталкогольный угар превращается в утро очередного дня, дабы нефильтрованным кулаком отождествлять экзистенцию нижнего левела.

С чего начинается…

Курортный сезон спускается в клозеты тоннами немых впечатлений, застывших на каруселях и сладкой вате. Толпы цыган и кавказского сегмента наводняют спальные районы, потому что стервятники слетаются на падаль. А падали сейчас, как никогда, много. И падаль притягивает подобное через парадные общаг и будки с паленым алкоголем. Ломбарды и измятые скопища зловонных и отсыревших бомбил, которые словно черви поедают плоть перекрестков и транспортных остановок, полных понурых прохожих.

С чего начинается…

Инфраструктура распада не знает химии соединения, потому что на каждый элемент приходится много разрушительной силы извне. Психотипы и психопаты не растворяются  в природе, когда глубинный подсознательный механизм  срабатывает как тротил, реагируя на созидание, словно бык на красную тряпку. Стремиться и достать, схватить и уничтожить – может быть это и есть руководством к действию новой генерации жителей Одессы, как территории проживания. Без обязательств до и после, без миражей  развития и приемлемого  существования. Существительные проиграли прилагательным, город проигрывает области, которая наводняет его патологиями и страхами, замешанными на инстинкте быстротечного необузданного  разрушения. Стражи порядка, словно придорожные изможденные бляди, проходят за данью, продавая дешево свою микровласть за купюры старого образца. Уличные торговцы кислым творогом и свидетели судного дня иегова ждут реализации своего предложения, спрос не заставляет себя ждать, хотя творог идет лучше.  Парковая зона полна молодыми родителями с сухарями, газировкой и семечками. Магазины книг все закрылись, на бутылках напитков торговых марок повсеместно слово «Любовь», охранники супермаркетов торговых сетей трахают по подсобкам кассиров, потому что животная природа не конвертируется в социальную функцию. Гнев и смелость не осеменяют минуты прощения, потому что прощать становится уже больше некого.  Из всех искусств самой непостижимой остается сама жизнь, разменянная и утрированная, но жалящая в самую суть.

Текст, фото: А. Пролетарский.