Вчера, в жаркий июльский день, когда температура старых термометров переваливает за отметку тридцать и не дотягивает порой до сорока градусов по Цельсию, прогуливался в ближайший магазин одной торговой сети, в поисках кисломолочного продукта, названного в обиходе – сыр твердый. По дороге, проходя старую скоропостижную свалку, расположенную на территории, прилегающей к жилищно-эксплуатационной конторе, я услышал сзади причитания и вздохи старой уставшей женщины, говорящей «Европу они хотят, там такого нет наверно….».

Обернувшись, я увидел, как вдоль грязного ржавого забора, заполненного с другой стороны хламидой типа ржавой машины чайка и прочим гнилым разложившимся скарбом, шла женщина с достоянием  отечественной инженерной мысли в руках. Достоянием значилась ветхая тачка типа кравчучка, а женщина допускала то, что в европейском, экономическое пространство, которое ждет нас давно и упорно, нет подобного публичного музея живых и мертвых. В одном месте  и в одно время.  Я подтвердил ее предположение, указав на то, что даже асфальт по которому мы с ней сейчас ковыляем, не имеет право на существование и должен быть уничтожен ластиком текущего времени. А в той же Польше, которая близка нам территориально, все совсем по иному, даже со стороны населения, которое как минимум ценит то, что выстроило и выстрадало.

Рядом возвышались незаконно установленные убогие коробки ржавых и обложенных по периметру фекальными массами, гаражей, которые словно ядовитые серые грибы после дождя возникают рядом со свалкой в течении трех последних лет. Ясно, что как-то условный, пузатый и потный председатель такой мелкой районной конторы необратимо рад незаконно получить некоторую сумму в смытых банкнотах, дабы удовлетворить воронку своей гнилой ненасытной потребительской инициативы.

И в охуительных штанах….

В конце короткого спонтанного изречения, облеченного в форме диалога с одной отдельно взятой  гражданкой Украины, я изрек болезненное и заключительное – «В дерьме родились, в нем и подохнут. Просто мразь». Женщина пролепетала что-то типа, как «точно выговорите», и осталась где-то позади, наблюдать за публичной казнью и разложением на атомы хлама прошлого, спроецированного в настоящее.

Я замечаю изо дня в день, что согбенные и слившиеся с сорокоградусной жарой фигуры жителей одного, отдельно взятого, спального района Одессы не замечают и упорно соглашаются с распадом того, что их не обременяло. Например, урны, которые вырываются неизвестными шатунами с кровавым корнем из самого асфальта, испошленного  ссадинами и рваными ранами от неустанной парковки и непрекращающейся физиологической блевотины, помноженной на изнанку грязных обстоятельств липкого быта. Словно девственная плева, сорванная настырно и грубо, любая инициатива социального эргономического унифицированного характера уничтожается быстро и диковато. Животная сущность генетической грязи, чуждой стерильности и свирепо сторонящейся чистоты, проступает на пелене будничного туманного плена.

Идущий по улице грязный хмельной старик, идя сегодня, около стоявшего у обочины ДТП из трех неутилизированных средств передвижения, изрек сегодня себе под нос какую-то скороговорку, оканчивающуюся словами «и в охуительных штанах».  Это и есть тот символ растворения и уничтожения южноукраинского города, когда пятки стерты до кости и сочатся кровью, но штаны охуительны.  И это не констатация давления фактически наслоения атмосферных столбов на единицу территориальной площади, это состояние осатаневшего пресыщения, возведенное в рамки обезумевших перспектив будущего.

И это отчетливо видно в демо-версии этого сакрального лета сна и реальности, где июль – это немой индикатор отличия будущих живых от прошлых мертвых, утробного крика от сакрального молчания, фарша от скелета, формы от содержания. И в этом зерно его плодородия.

Фото: А.Пролетарский.